Молотов. Наше дело правое [Книга 1] - Вячеслав Алексеевич Никонов

президиума ЦКК для обсуждения платформы оппозиции с докладами Муралова, Троцкого, Зиновьева, Петерсона, а также резолюции заседания, которую готовил Молотов. От перемирия не осталось и следа. Стенограмма хорошо передает накал страстей:

— Смысл того, что перед XV партсъездом появляется платформа оппозиции буквально по всем вопросам партийной политики, заключается в том, что партия готова к расколу, что в нашей партии пытаются создавать новую партию на новой платформе, — заявил Молотов (Троцкий с места: вы даже о повстанчестве говорили). — Я это повторяю. Платформа ваша доказывает, что вы повстанческую линию против ЦК ведете дальше и после объединенного пленума ЦК и ЦКК. То, что здесь товарищ Троцкий заявил на настоящем объединенном заседании, что в этой платформе принимало участие 150–200 товарищей, говорит, что это была партийная оппозиционная конференция.

— Отдельные приезжающие товарищи, — возмущался Троцкий. — Мы с ними советовались, с отдельными приезжавшими товарищами (шум, разговоры). Никакой конференции не было (звонок председателя, шум, крики).

О термидорианстве и бонапартизме выступили Зиновьев и Евдокимов. Тогда Молотов наступил на действительно «больной мозоль» левых. Он достал из папки бумагу:

— 15 октября настоящего года за подписью председателя фракции правления Центросоюза тов. Любимова ЦК ВКП(б) получил документ, который я частично должен буду процитировать. Здесь говорится: «ЦК ВКП(б) командировал в Центросоюз для ответственной работы тов. Евдокимова. Но, к сожалению, тов. Евдокимов за время своего пребывания в Центросоюзе и до настоящего времени не приступил вплотную к работе».

— Самые низкие способы борьбы применяете, — возмутился Зиновьев.

— Факты, товарищ Зиновьев. Я привожу эти факты (шум, крики, волнение в зале). «Тов. Евдокимов совершенно не оправдал возлагающихся на него надежд, как на практического работника, и является в составе правления Центросоюза и в составе работников Центросоюза не нужным. Председатель фракции Центросоюза Любимов» (смех).

Калинин поинтересовался:

— А сколько времени он был там на работе? (Смех.)

На что Молотов ответил:

— До этого т. Евдокимов имел годичный отпуск (смех).

— Я прошу по личному вопросу в конце заседания, — заявил Евдокимов.

— Я думаю, — заметил Молотов, — что придется взять слово по личному вопросу и товарищу Зиновьеву по части Госплана и другого. (Смех. Аплодисменты.)[593]

Оппозиционеры не имели привычки ходить на работу. Политбюро запретило распространение «платформы 13-ти» вплоть до ее рассмотрения очередным пленумом. После истории с платформой борьба с троцкистско-зиновьевской оппозицией приобрела не просто жесткий — жестокий характер. Сталин рассказывал болевшему на юге Орджоникидзе: «12 сентября ГПУ искало военных заговорщиков и наткнулось на некоего Щербакова (беспартийный, сын фабриканта), у которого оказалась нелегальная типография оппозиции (непосредственно замешаны Мрачковский и другие оппозиционеры)… Через два дня получили наглое письмо Преображенского, Серебрякова и Шарова, где они признают себя “организаторами типографии” и “требуют освобождения арестованных” (арестованы были только беспартийные)»[594].

Троцкий отбыл на юг, Преображенскому с Серебряковым пришлось брать огонь на себя (в октябре их исключат из партии). Однако Троцкому пришлось возвращаться в Москву, где Исполком Коминтерна поставил на 27 сентября исключение его из своего состава. Выступив в последний раз перед представителями братских (но не ему лично) партий, Троцкий вновь окунулся в революционную работу внутри страны.

«В разных концах Москвы и Ленинграда происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 100 и 200 человек для того, чтобы выслушать одного из представителей оппозиции, — вспоминал он в изгнании. — В течение дня я посещал два-три, иногда четыре таких собрания»[595]. Ярославский информировал Орджоникидзе: «Они не скрывают уже факта существования подпольной техники. Идет бешеная подготовка в виде подпольной подготовки кадров»[596].

В середине октября в Ленинграде состоялась юбилейная сессия ЦИК СССР, посвященная десятилетию Октябрьской революции. По этому поводу прошла демонстрация трудящихся. Троцкого и Зиновьева поставили слегка в стороне от главного грузовика-трибуны с Калининым и Кировым в центре. В восприятии Троцкого это выглядело так: «Возле нашего грузовика образовалась скоро многотысячная запруда»[597]. Вдохновленные вниманием ленинградских демонстрантов, лидеры оппозиции решили сыграть ва-банк.

К юбилейной сессии ЦИКа Политбюро решило сделать трудящимся ряд подарков, среди которых был переход к семичасовому рабочему дню. Троцкий не утерпел и обрушился на «бесстыдные фокусы» сталинской команды, которая своими новациями способна только угробить экономику. С «платформой 13-ти» и критикой перехода на семичасовой рабочий день оппозиционеры пошли в массы… и провалились. «Оппозиция поднимала главным образом те темы, которые находились за пределами понимания рабочих: Гоминьдан, Англо-русский комитет, перманентная революция, термидор, Клемансо и т. д. и т. п. Вокруг оппозиции сомкнулась стена безразличия и враждебности»[598]. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК, собравшемся 21 октября 1927 года, к ней не было проявлено ни тени снисходительности. Зиновьев покинул трибуну под оглушительный свист зала и со словами: «Вам придется либо дать нам говорить с партией и в партии, либо — арестовать нас всех (смех)». Троцкий выразил уверенность, что режим Сталина «поджидает неожиданный и мгновенный крах». Стенограмма пестрит эпитетами, которыми прерывалась речь Троцкого: «Предатель! Сволочь! Либерал! Лжец! Каналья! Презренный фразер! Ренегат! Гад!» Зиновьев и Троцкий были исключены из состава ЦК. При этом пленум дал разрешение на развертывание предсъездовской дискуссии. Молотов говорил по итогам пленума на активе МК:

— Ни один товарищ, будь то сторонник линии Центрального Комитета или сторонник оппозиции, не может привести из всей истории нашей партии одного примера, который бы показывал, что в нашей партии когда-нибудь существовала какая-нибудь группа, которая бы выступала против Центрального Комитета с особой платформой по всем вопросам политики партии. Это есть начало для создания новой партии, антиленинской, антибольшевистской — новой троцкистской партии… Мы видим, что из всего этого вытекает, товарищи, что исключение товарищей Зиновьева и Троцкого из состава Центрального Комитета партии в настоящее время является минимумом того, что могли решить ЦК и ЦКК. (. «Правильно». Аплодисменты.)

В условиях разрешенной предсъездовской дискуссии слово на активе МК получили и оппозиционеры, в том числе и недавний глава МК Каменев. Но они стали легкой добычей Молотова:

— Оппозиция выступала здесь, но она не страшна, но только смешна. Есть межа, есть рубеж, есть XV съезд, после которого руки оппозиции должны быть связаны, после которого никакой оппозиции в нашей партии не должно быть (аплодисменты)[599].

Однако дождаться съезда ни у оппозиции, ни у ЦК терпения не хватило. «Ленинградский триумф» не давал Троцкому и Зиновьеву покоя. Было принято решение на десятилетие Октября двинуть массы на улицы под лозунгами «Против кулака, нэпмана и бюрократа!», «Против оппортунизма!», «Выполним завещание Ленина!». Зиновьев и Лашевич поехали поднимать сторонников в Питер, Троцкий остался в Москве. ПБ тоже было наготове. В статье Молотова «О партии», вышедшей